Если ребенок рассказывает вам или просит вас ему рассказать о каком-то происшествии, самое лучшее – реагировать не на событие, но отвечать в контексте задействованных событием отношений.

   Флора (6 лет) жалуется на то, что «в последнее время» она получает меньше подарков, чем ее брат. Мать не оспаривает правомерность жалобы. Она также не принимается втолковывать Флоре, что ее брат старше и ему положено больше. И не обещает загладить несправедливость. Она знает, что для детей гораздо важнее подлинность их отношений с родителями, нежели количество подарков и их ценность. И мать спросила Флору: «Тебе хочется знать, люблю ли я тебя так же сильно, как его?» Не добавляя больше ни слова, мать крепко обняла Флору, которая ответила ей улыбкой удивления и довольства. Вот так был положен конец беседе, которая могла бы превратиться в бесконечный обмен аргументами.

   Многие детские вопросы обнаруживают стремление ребенка получить заверения. И лучшим ответом на эти вопросы будет заверение в нашей непреходящей любви к нему.

   Когда ребенок рассказывает вам о событии, порой имеет смысл реагировать не на само событие, а лишь на чувства, его сопровождающие.

   Глория (7 лет) пришла домой расстроенной. И принялась рассказывать отцу о том, как ее подружку Дори столкнули с дорожки в большую лужу. Вместо того чтобы расспрашивать о подробностях происшествия и выражать желание наказать обидчиков, отец Глории отреагировал на чувства своей дочки. Он сказал: «Как же все это тебя огорчило. Ты ужасно разозлилась на противных мальчишек, столкнувших Дори в лужу. Ты до сих пор негодуешь».

   На все высказывания отца Глория отвечала эмоциональным, сочувственным «Да!». На вопрос отца: «Ты боишься того, что они и с тобой поступят так же?» Глория ответила с решимостью в голосе: «Пусть только попробуют! Я увлеку их с собой. Вот это будет плюх!» И она засмеялась, воображая себе картину. И беседа нашла свой счастливый конец. А ведь общение отца с дочерью могло превратиться в проповедь, в перечень бесполезных советов на тему самозащиты.

   Когда ребенок возвращается домой, переполненный бесконечными жалобами – на друга, учителя или на жизнь в целом, – отвечая ему, надо ориентироваться прежде всего на тон, на эмоциональную сторону его речи, вместо того чтобы пытаться проверять факты или восстанавливать картину происшествия.

   Десятилетний Гарольд пришел домой в состоянии крайнего недовольства и начал жаловаться.

   ГАРОЛЬД: Какая гадость жизнь! Учительница назвала меня обманщиком только потому, что я сказал ей, что забыл о домашнем задании. Она на меня наорала. И как! Сказала, что напишет тебе записку.

   МАТЬ: У тебя был очень трудный день.

   ГАРОЛЬД: Мало сказать!

   МАТЬ: Должно быть, тебе было очень неприятно, когда тебя назвали лгуном в присутствии всего класса.

   ГАРОЛЬД: Да уж, приятного мало.

   МАТЬ: Наверняка ты про себя пожелал учительнице кое-чего!

   ГАРОЛЬД: А ты откуда об этом знаешь?

   МАТЬ: Мы все обычно так поступаем, когда кто-нибудь нас оскорбляет.

   ГАРОЛЬД: Какое облегчение. У меня прямо камень с души свалился.

   Дети успокаиваются, делая открытие, что испытываемые ими чувства – нормальное явление, составляющая человеческого бытия. И нет лучшего способа выразить им это, чем понимание.

   Когда ребенок заявляет о себе что-то, вовсе не обязательно соглашаться с ним или не соглашаться. Важнее сообщить нечто такое, что вызовет у ребенка ощущение, что его, как ни странно, понимают.

   Когда ребенок говорит: «Я слаб(-а) в арифметике», мало проку отвечать ему (или ей): «Да уж, ты не дружишь с цифрами». Также не имеет смысла затевать с ребенком спор, стараясь опровергнуть сказанное им, равно как и давать дешевые, «трафаретные» советы типа: «Если бы ты больше занимался(-ась), у тебя получалось бы лучше». Бездумная и бездушная реакция подобного рода только ранит самолюбие ребенка, а передаваемый ею смысл подрывает его уверенность в себе.

   К заявлению ребенка «Я слаб(-а) в арифметике» можно отнестись со всей серьезностью и пониманием. Подходит любая из нижеследующих реакций:

   «Арифметика – вовсе не легкий предмет».



   «Некоторые задачи совсем не просто решить».



   «Учитель, конечно, не облегчает жизнь своей критикой».

   «Математика многих заставит почувствовать себя глупыми».



   «Наверняка ты с нетерпением ждешь окончания урока».



   «Когда урок кончается, ты, наверно, испытываешь облегчение, чувствуя, что на этот раз пронесло».

   «Да, экзамены будут нелегким испытанием».



   «Ты, должно быть, страшно боишься завалить экзамен».



   «Тебя, верно, страшно беспокоит, что же мы тогда про тебя подумаем».



   «Ты, может быть, боишься, что мы в тебе разочаруемся».



   «Нам прекрасно известно, что некоторые предметы легкими не назовешь».



   «Мы верим в то, что ты будешь очень стараться».

   Двенадцатилетняя девочка сообщает, что она почти лишается чувств от счастья, когда отец говорит с ней с подобным участием и выражает ей понимание, если она приносит домой плохую отметку. И ее внутренний позыв: отец в меня верит, я должна оправдать его ожидания.

   «Я – глупый(-ая)» – такое признание достаточно часто делают родителям сын или дочь, оказавшись не в духе. Уверенные в том, что их дитя не может быть глупым, родители принимаются убеждать ребенка в обратном: что он очень даже сообразительный, совсем как его папа.

   ЧАРЛЬЗ: Я – просто тупица.

   ОТЕЦ: Никакой ты не тупица.

   ЧАРЛЬЗ: Конечно, тупица.

   ОТЕЦ: А вот и нет. Ты что, забыл, какую сообразительность ты проявил в лагере? Начальник лагеря считал тебя одним из самых умных.

   ЧАРЛЬЗ: Откуда ты знаешь, что он считал?

   ОТЕЦ: Он мне об этом сказал.

   ЧАРЛЬЗ: Ну, просто замечательно! А почему тогда он постоянно обзывал меня дураком?

   ОТЕЦ: Это он так, понарошку. Шутки у него такие дурацкие.

   ЧАРЛЬЗ: Я – тупой, и знаю об этом наверняка. Посмотри на мои школьные отметки.

   ОТЕЦ: Ты просто должен интенсивнее работать.

   ЧАРЛЬЗ: Уже работал. Я уже проявлял прилежность, и это не помогло. Просто мне не хватает мозгов.

   ОТЕЦ: Ты сообразительный парень, я в этом уверен.

   ЧАРЛЬЗ: Я – дурак, и в этом уверен.

   ОТЕЦ (повышая голос): Ты не дурак!

   ЧАРЛЬЗ: А вот и дурак!

   ОТЕЦ: Нет, ты не дурак, идиот этакий!

   Если ребенок заявляет, что он тупица, дурак или урод и что он кругом плох – как ни возражай ему, чего ни предпринимай, – представление ребенка о себе немедленно не изменится. Угнездившееся в человеческом сознании представление о себе самом сопротивляется любым прямым попыткам его изменить. Как сказал один ребенок своему отцу: «Папа, я знаю, что ты хочешь сделать как лучше, но я не настолько дурак, чтобы клюнуть на твои заверения в том, что я умен».

   Когда ребенок выражает негативное представление о самом себе, от наших возражений и протестов ему мало пользы. Они лишь заставляют его с еще большим упорством настаивать на своем. Лучшая помощь, которую мы в состоянии ему предложить, – демонстрировать серьезность нашего отношения не только к тому, что ребенок о себе заявляет, но и понимание специфического подтекста его заявлений.

   Пример:

   АЙВЕН: Я – дурак.

   ОТЕЦ (со всей серьезностью): Ты действительно таковым себя ощущаешь? Ты не считаешь себя в глубине души умным?

   АЙВЕН: Нет, не считаю.

   ОТЕЦ: Получается, ты глубоко страдаешь – и никто об этом не догадывается?

   АЙВЕН: Ну, да.

   ОТЕЦ: В школе ты практически все время испытываешь невольный страх. Боишься, что провалишься, что получишь плохую оценку. Когда учитель тебя вызывает, ты очень конфузишься. И даже если ответ тебе известен, ты не можешь его произнести. Ты боишься, что скажешь что-то не то… и учитель будет тебя критиковать, а дети над тобой потешаться. А потому в большинстве случаев ты предпочитаешь ничего не говорить. Наверняка ты помнишь все случаи, когда ты что-то сказал, а тебя подняли на смех. И это сделало тебя дураком в собственных глазах. Уязвленным и разгневанным к тому же. (Вполне вероятно, что после этой фразы ребенок захочет рассказать вам что-нибудь из пережитого им.)

   ОТЕЦ: Послушай, сын! На мой взгляд, ты в полном порядке, ты – хороший человек. Просто у тебя сложилось не совсем верное представление о самом себе.

   Такая беседа, скорее всего, не изменит представления ребенка о себе в ту же секунду и не сходя с места. Но он может засомневаться в своей проблеме. Ребенок может, скажем, задуматься вот о чем: «Если мой отец понимает меня и считает, что все у меня в порядке, быть может, я не такой уж никчемный». Ощущение близости к отцу, инициированное подобной беседой, может привести к тому, что сын захочет оправдать отцовскую веру в него. И, в конце концов, он, возможно, перестанет считать себя таким уж безнадежным.

   Если ребенок говорит: «Мне никогда ни в чем не везет», никакие аргументы и уверения в обратном не изменят его представление о себе. На каждый приводимый нами пример того, как ему однажды повезло, у ребенка заготовлены два развернутых повествования о его неудачах и несчастьях. Истово демонстрировать, насколько глубоко мы разделяем с ребенком его чувства, связанные с высказанным убеждением, – вот, пожалуй, и все, что мы можем сделать:

   АННАБЕЛЬ: Мне никогда не везет.

   МАТЬ: Ты так действительно чувствуешь?

   АННАБЕЛЬ: Да.

   МАТЬ: То есть когда ты играешь, то думаешь про себя: «Мне не выиграть. Потому что мне никогда не везет».

   АННАБЕЛЬ: Да, это именно то, что я думаю.

   МАТЬ: И если на уроке ты знаешь правильный ответ, ты думаешь: «Сегодня наверняка учительница меня не спросит».

   АННАБЕЛЬ: Да.

   МАТЬ: А когда ты не сделала домашнее задание, то пребываешь в полной уверенности, что «а вот сегодня меня обязательно вызовут к доске».

   АННАБЕЛЬ: Точно.

   МАТЬ: Наверняка ты можешь привести мне множество подобных примеров.

   АННАБЕЛЬ: Наверняка… Таких, например, как… (ребенок приводит примеры).

   МАТЬ: Мне очень интересно узнать, что для тебя удача или неудача. Когда случится что-нибудь такое, что ты расценишь как неудачу или, наоборот, как удачу, – сообщи мне об этом. И мы обсудим, что же на самом деле происходит.

   Такая беседа, возможно, не изменит веру ребенка в то, что он – неудачник. Тем не менее ребенок вдруг почувствует, какой же он счастливчик, раз у него такая понимающая мать.